Народонаселение всей империи —
Люди, птицы, сороконожки,
Ощетинив щетину, выперев перья,
С отчаянным любопытством висят на окошке.

И солнце интересуется, и апрель еще,
Даже заинтересовало трубочиста черного
Удивительное, необыкновенное зрелище —
Фигура знаменитого ученого.

Смотрят: и ни одного человеческого качества.
Не человек, а двуногое бессилие,
С головой, откусанной начисто
Трактатом «О бородавках в Бразилии».

Вгрызлись в букву едящие глаза, —
Ах, как букву жалко!
Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр
Случайно попавшую в челюсти фиалку.

Искривился позвоночник, как оглоблей ударенный,
Но ученому ли думать о пустяковом изъяне?
Он знает отлично написанное у Дарвина,
Что мы — лишь потомки обезьяньи.

Просочится солнце в крохотную щелку,
Как маленькая гноящаяся ранка,
И спрячется на пыльную полку,
Где громоздится на банке банка.

Сердце девушки, вываренное в иоде.
Окаменелый обломок позапрошлого лета.
И еще на булавке что-то вроде
Засушенного хвоста небольшой кометы.

Сидит все ночи. Солнце из-за домишки
Опять осклабилось на людские безобразия,
И внизу по тротуарам опять приготовишки
Деятельно ходят в гимназии.

Проходят красноухие, а ему не нудно,
Что растет человек глуп и покорен;
Ведь зато он может ежесекундно
Извлекать квадратный корень.