Штыками двух столетий стык
Закрепляет рабочая рать.
А некоторые употребляют штык,
Чтоб им в зубах ковырять.

Все хорошо: поэт поет,
Критик занимается критикой.
У стихотворца — корытце свое,
У критика — свое корытико.

Но есть не имеющие ничего, окромя
Красивого почерка.
А лезут в книгу, хваля и громя
Из пушки критического очерка.

А чтоб имелось научное лицо
У этого вздора злопыханного —
Всегда на столе покрытый пыльцой
Неразрезанный том Плеханова.

Зазубрит фразу (ишь, ребятье!)
И ходит за ней, как за няней.
Бытье — а у этого — еда и питье
Определяет сознание.

Перелистывая авторов на букву «эл»,
Фамилию Лермонтова встретя,
Критик выясняет, что он ел
На первое и что — на третье.

— Шампанское пил? Выпивал, допустим.
Налет буржуазный густ.
А его любовь к маринованной капусте
Доказывает помещичий вкус.

В Лермонтове, например, чтоб далеко не идти,
Смысла не больше, чем огурцов в акации.
Целые хоры небесных светил,
И ни слова об электрификации.

Но, очищая ядро от фразерских корок,
Бобы — от шелухи лиризма,
Признаю, что Лермонтов близок и дорог
Как первый обличитель либерализма.

Массам ясно, как ни хитри,
Что, милюковски юля,
Светила у Лермонтова ходят без ветрил,
А некоторые — и без руля.

Но так ли разрабатывать важнейшую из тем?
Индивидуализмом пичкать?
Демоны в ад, а духи — в эдем?
А где, я вас спрашиваю, смычка?

Довольно этих божественных легенд!
Любою строчкой вырванной
Лермонтов доказывает, что он — интеллигент,
К тому же деклассированный!

То ли дело наш Степа
— забыл, к сожалению, фамилию и отчество, —
У него в стихах Коминтерна топот...
Вот это — настоящее творчество!

Степа — кирпич какого-то здания,
Не ему разговаривать вкось и вкривь.
Степа творит, не затемняя сознания,
Без волокиты аллитераций и рифм.

У Степы незнание точек и запятых
Заменяет инстинктивный массовый разум,
Потому что батрачка — мамаша их,
А папаша — рабочий и крестьянин сразу. —

В результате вещь ясней помидора
Обволакивается туманом сизым,
И эти горы нехитрого вздора
Некоторые называют марксизмом.

Не говорят — о веревке в журнале повешенного,
Не изменить шаблона прилежного.
Лежнев зарадуется — «он про Вешнева».
Вешнев — «он про Лежнева».